К вечеру более тысячи человек обступили хижину Лиу, примкнув к Верным, ожидавшим пробуждения Альтены. Наконец она появилась. Не удостоив своих поклонников даже взгляда, она отправилась на Пляж Поганок и стала купаться, точно была совсем одна. Обнаженная, белая, прекрасная, она долго и старательно расчесывала свои каштановые волосы, темной волной рассыпавшиеся по плечам. Толпа смотрела на нее зачарованно. Одна из девяти Верных первого часа принесла ей одежду. Альтена стала медленно одеваться. Затем направилась к избушке. Дверь за ней закрылась.
Толпа, неожиданно повеселев, хотя все еще под впечатлением от созерцания богини, начала расходиться. Слышались разговоры, кто-то даже запел. Напряжение спало. Молчание и красота Альтены доказывали, что ничего особенного не случилось. Не было никакого преступления. Ничего не было — ночь как ночь. А тело маленькой утопленницы — и не тело вовсе, а так, мусор. Ну бросили свиньям, что такого?
* * *
Император созвал ночных стражей. Они собрались в большой зале. Утки, обиженно покрякав, удалились. Только карпы продолжали всплывать на поверхность и, сверкнув голубыми спинами, снова уходили на дно — неспешно, невозмутимо, как тысячу лет назад.
Император заговорил:
— Я все думаю: как печально! По ночам до меня доносятся крики Герка, а вашего пения я не слышу уже много месяцев. Маленькую утопленницу бросили свиньям… Я думаю, ночь теперь подобна стоячей, мертвой воде. Ваши голоса — голоса мудрецов, голоса птиц — в ней больше не звучат. Эта вода не знает волн. Не знает приливов. И блики на ней не играют. Наши мечты тоже скоро умрут, их скормят свиньям. Когда это произойдет? Я и сам не знаю. Но кажется, скоро. Никогда еще со времен Бунта Пятнадцати не случалось ничего столь ужасного. Я едва решаюсь дать этому название, это не укладывается в голове — но я чувствую, я знаю, что из-за этого преступления надо всей нашей страной нависла опасность. А тут еще Герк со своими ночными кошмарами. Люди сбегаются на его крики как на праздник. Почему все это? Что это значит? Что надо делать? Чего хочет Альтена? Чего хочет Герк? И все эти люди? И что означает эта тишина, наполненная бормотанием? Ночные крики… Сил больше нет выносить их! Хочется сбежать куда-нибудь. Стынет кровь… Я знаю: именно там вершится наша судьба. Нет, я не знаю. Может, наша судьба уже мертва и ее бросят свиньям… Что делать? Ждать? Да, будем ждать. Но крики! Отчего эти крики? Какой сон вызывает их? Говорят, Альтена приходит каждую ночь в дом Герка, стоит и слушает, как он кричит. Что значит слово «убийца»? Кто убийца? А ночные птицы, они тоже погибнут?.. Отчего так больно? Так нестерпимо больно? И каждый вечер становится все больнее?.. Мы теперь должны сохранить наше сокровище. Ночные стражи, эта задача возлагается на вас. Сокровище в ваших руках, ведь это вы каждый вечер утоляете нашу жажду памяти, вы храните все, что было и что есть.
Император помолчал немного, потом добавил:
— Если смерть хотя бы одного существа становится постыдной, то и всякая смерть вообще превращается в позор. Когда настанет время, вам предстоит уйти в леса.
В знак согласия ночные стражи отпустили своих сов и затянули прощальную песнь:
О вы, священные совыЛетите обратно в лесПодальше от наших жилищОтраженья их растворилисьВ горькой, едкой водеСкорее прячьтесь в листвеВ глубоких укромных дуплахВ деревьях, уходящих под землюКорнями, похожими на отраженьяДеревьев в стоячей воде
И вот все триста тридцать три совы снялись и вылетели из дворца через пустые оконные проемы. Они полетели в яркую синеву, в расплавленное золото осеннего дня. Сколько всполохов! Сколько одуряющих ароматов! Какой пустынный морской берег! Но главное — главное листья, срывающиеся с деревьев и замирающие где-то между небом и землей.
Ослепленные светом дня, совы метнулись к ближайшим домам и стали прятаться в окна, надеясь найти спасительную тень, в которой можно пересидеть до вечера. Но от домов остались только стены, все этажи обрушились. Вместо полумрака комнат и расписанных ирисами стен по другую сторону фасадов их встретили только слепящее солнце да синее небо, по которому неспешно плыли ленивые облака.
Ночные стражи проводили глазами своих пернатых спутников и обратили взор на Императора.
— Что теперь будем делать? — спросил он.
Стражи посмотрели на небо, от которого делалось больно глазам, и ответили:
— Будем ждать.
Император не стал возражать. А вдруг?.. — подумал он. Вдруг однажды?.. Вдруг ответ появится сам? Вот так возьмет да и появится?
— Я не знаю, что они все ищут, — сказал Император. — Ни где именно ищут. Я не знаю даже, на какой вопрос они ищут ответ. Но я вижу, что не страдать они не могут. Странно, ведь это так просто и так сладко — думать о том, что вот есть вода.
* * *
И ответ появился — но зловещий. Впервые за всю историю Аквелона была зверски изнасилована и зарезана женщина. Город онемел от изумления. Между людьми зародилось недоверие. Женщины стали подозрительно приглядываться к мужчинам — ко всем: в ком из них прячется насильник? Этот страх был нов, но, однажды вселившись в души, он оказался неодолим. Недоверие очень скоро оправдалось: за первым насилием последовали другие. Наступила растерянность: в Аквелоне давно не было ни законов, ни судей. В придачу по городу прокатилась волна грабежей. Кто-то шарил по руинам. Но ни для воровства, ни для насилия не было названий. Воры даже не прятались — они не чувствовали за собой никакой вины. Все, что украли, они пускали в продажу. Это было сразу замечено. Из Рима в Аквелон хлынули египетские и греческие антиквары, они кинулись скупать самые красивые коллекции ракушек, перьев, воздушных змеев.
В ладонях аквелонян впервые заблестели круглые золотые монеты. Начались убийства. Убивали, чтобы украсть краденое золото.
Только все эти напасти были ничто по сравнению с тем скрытым злом, которое зрело где-то подспудно. Ночной кошмар Герка оказался заразным, как чума. Однажды ночью принялась кричать женщина. Крики ее были столь пронзительны, что сбежался народ — думали, ее насилуют и убивают. Женщину нашли сидящей на постели: она тряслась от рыданий и все твердила: «Скажите, что это неправда, скажите, что это неправда». Принялись ее расспрашивать, да все напрасно: замолчала, точно воды в рот набрала. Так никто и не узнал, что за кошмар ей привиделся. А несколько недель спустя уже несколько мужчин и женщин кричали по ночам. Еще через месяц их были сотни. Поклонники Альтены отреагировали на это жестокостью. Они стали врываться в жилища или в палатки и бить кричащих палками. Ночные кошмары от этого не прекратились, а только усилились. Теперь уже весь город вопил от страха. Верные удвоили жестокость. Иногда они забивали кричащих до смерти, а чтобы другим было неповадно, таскали труп по городу и выбрасывали его свиньям. Прохожие сначала отворачивались, но потом, из страха, как бы гнев палачей не обернулся против них, стали изображать одобрение. Прошел еще месяц, и расправам начали аплодировать. Улицы Аквелона снова наполнились народом. Плетеные хижины и палатки, напротив, пустовали: ночные кошмары и там не оставляли людей в покое.
Теперь к прежнему страху добавился новый: стало страшно спать. Кто отважится лечь в постель, когда болезнь подстерегает вас во сне и набрасывается, точно злая фурия? Усталость навалилась на Аквелон. Днем все с грехом пополам дремали среди руин в специально оборудованных для этого прибежищах. Тут же торговали предметами старины, теми, что воры еще не успели разграбить, а деньги тратили на ночные кутежи — как знать, может, в последний раз. В порту снова открылись маленькие ресторанчики, в них не переводились посетители. Пили много, но веселились натужно.
Город призраков. Город утопленников. Движения у людей стали медленные, точно они плыли сквозь толщу воды, а глаза запали, как у мертвецов. Только группы Верных сновали туда-сюда, двигаясь быстро и четко. Вид у них был бодрый, щеки пылали от холодного свежего воздуха, а плотные животики свидетельствовали о том, что живется им совсем не плохо.
Альтена была как никогда уверена в себе и держалась подобно императрице. Она знала, что рано или поздно станет ею.
* * *
Пришла зима. Полуразрушенный заснеженный город поражал феерической красотой. В тихие безветренные дни, когда небо затягивалось низкими облаками, снег слоями, снежинка к снежинке, ложился на узкие горизонтальные плоскости и застывал в шатком равновесии, образуя замысловатые конструкции. Развалины замирали в неподвижности, точно боясь, что хрупкие белоснежные нагромождения вот-вот рухнут.
Чего-то все же не хватало: никто не катался на коньках, не было видно и саней под парусами. Пруды, каналы и озера были пустынны.
